В Кунгур Мария Ивашкина поехала учиться на трактористку. Мода такая была в то время, женщинам в колхозах стали технику доверять.  Даже призыв по стране пошёл: «Девушки - на трактор!»

В их деревне Каменке, что в Суксунском районе, жили мешанкой. Марийские избы, русские, татарские вперемешку стояли. Жили бедно, но дружно. В октябрьские да на первомай вся деревня гуляла, из дома в дом. Угощали гостей бражкой. Но меру народ соблюдал, никто на улице от вина не валялся.

 В деревне две Пасхи праздновали. Марийскую, языческую, её называют Кугече, на несколько дней раньше православной отмечать начинают. Со вторника, с вечера, топят печи, стряпают шаньги. На столы ставят чашку с зерном. В чашку - свечи, по числу всех покойников в семье. Крошат сюда же стряпню, усопших угощают. После Кугече, зерно со стряпнёй рассыпают птицам на улице. Птицы склюют всё угощение – значит, и покойники сыты. В деревне Марии Бога зовут Юма.

- Ему и молились, только без иконы. Бог-то ведь один, хоть все народы по-разному его величают, рассуждает марийка Мария.

А на Егорьев день, 6 мая, - шайтанов гоняли. С вечера 5 мая хозяйки стряпаются да окна настежь отворяют. А молодёжь наберёт вересковых веток и с одного конца села на другой ходит, шайтанов из домов вицами гонит. Пока до другого конца деревни дойдут – полные мешки стряпни наберут.

Больше всего лиха бабам-одиночкам доставалось. Но и тут всем миром. В канун Пасхи соберутся вдовушки да брошенки вместе, установят очередь, и ну по избам ходить. Сначала у одной песком полы натрут да печь побелят, потом в другом дому блеск наводят. Так друг друга и выручали.

Маму нашей героини, сироту Катерину Ивашкину, за отца её, Мартынова Александра, просватали в Каменку из Иванково.  Прожили молодые восемь лет, нажили старшую дочь, а когда в животе у Катерины наша Мария завязалась, Мартынов жену  себе новую нашёл. 

- Осталась мама с нами мал мала. В деревне таких, как мы, звали шукун. Вроде, безотцовщина по-русски, но только это ругательное слово. За то, что бросил нас, я на папку дюже злилась. Бывало, встречу на улице, он ведь в Каменке остался с новой женой, отец по одной стороне дороги, я по другой. Так и не гляну. Хотя внутри любопытство гложет, разглядеть охота. Глаза разве что скошу, а головы не оберну. Отец потом по деревне жаловался, мол, дочаня родная, а даже не здоровается.

Трудно бабоньке одной с хозяйством управлять. По весне повалит в лесу 20 берёз. Потом неделю ходит в бригаду, мужика с пилой выпрашивает, чтоб деревья распилил. Распилит тот, а потом, вечерами, после работы, кто ж колхозницу в рабочее время отпустит, в лес ходили, поленья колоть.

- Переколем с мамой все полешки, и оставим в лесу до осени, чтоб просохли хорошенько. За сохранность не боялись, раньше воровства не было. Потом всю осень дрова домой возим.

Помнит Мария, как вечерами собирались женщины в одной избе, пряли, гусей одёргивали, марийцы же знатные гусятники, и детям крылышки дают обирать.

- Вредные крылья-то, помню, еле оторвёшь перо. Да и охота? Ребятня дурит, балует. Пока кто не упадёт да не разревётся. Тогда уж по домам расходятся. Так и зимовали вместе. Телевизоров же не было раньше.

Однажды Мария маму надумала в кино сводить. А когда той, с колхозной работой, да с хозяйством домашним?

- Всё-таки уговорила. На «Молодую гвардию». У нас как было дело? Принесёшь в клуб одеяло, завесишь окно, тебе бесплатно и крутят. Разве у колхозников были деньги? Маме очень фильм понравился.

Мужа, Михаила Смолякова, признаётся Мария, в Кунгуре, в 68-м училище приглядела.

- Стоит серьёзный, в телогрейке. Я тогда подумала: вот бы мне с таким парнем судьбу связать! И забыла вскоре. А Бог услышал. После училища поступила в сельхозтехникум на агронома, а как закончила, в Кунгурский район, в Блины направили. Там снова повстречала Михаила. Помнишь, спрашиваю, меня? Он говорит: «Девчат, кто побойчей, запомнил, а на тебя тогда внимания не обратил». Тихоня я ж была. А всё ж, судьба свела. Пятеро детей у нас и семь внуков. Живём в Калинино.

Как дети пошли, молодые перевезли к себе из Суксунского района маму. Та с собой скарб захватила – сундучок с марийскими костюмами. Домотканые платья с ручной вышивкой, платки, нарядные передники.

- Мама никогда в покупном не хаживала. Здесь, в Калинино, покупала фланель и шила себе платьица.

С теплом сердечным вспоминает Мария Смолякова мамину тётку Мадину. Та их и приютила в своём дому, когда беременную Катерину муж бросил. 

- Бабушку Мадину в деревне сильно уважали. Пойдут парни в армию, обязательно к Мадине зайдут, чтоб благословила. Тётушка всю деревню лечила. И марийцев, и татар, и русских. Помню, возьмёт в рот кольцо с пальца, и ну нашёптывать что-то над кринкой с солью. Потом даже  поплюёт на соль. А как у нас, детворы, животы разболятся, разведёт заговорённую соль с водой, напоит и отправит на печь – отлёживаться. Врать не стану - помогало. Травницей была. Зверобоем желудки лечила, травой-муравой, что стелется в деревнях возле ограды, кашель снимала. Мам тоже травами лечилась. Когда померла, так даже пришлось для порядка карточку в больнице заводить, чтоб запись сделать. Никогда по больницам не хаживала. Мама,помню, чёрную траву собирала, желудочную. К добру ли, нет, а сейчас чёрная трава в округе повывелась.

Врезка:

«В наших местах у марийцев как фамилии пошли – отец Иван, значит сын Иванов. Моей мамы отца Ивашка Иванов звали, мама – Екатерина Ивашкина. Куда уезжают марийцы, так на новом месте фамилии меняются. У нас Телёнковы – уедут и станут ТеленкОвыми. С ХабарОвых на ХабАровых. С КетОвых  - на КЕтовых. Марийцы Окают. Меня в училище ребята даже хохлушкой дразнили из-за этого. А парни наши, кто в армию в Москву сходит – Акать начинают. Но недолго. Через год забываются».

Словарик

Мама – авай

Отец – ачай

Земля – мланде

Родина – Эл

Медведь – маська

Волк – пире

Я тебя люблю – минь тиним ератем

Господи, помилуй – Ош Юмо серлаге

Язык

Марийский язык (или лугово-восточный марийский) — один из финно-угорских языков. Старое название — «черемисский язык». Принадлежит к финно-пермской группе этих языков (наряду с прибалтийско-финскими, саамскими, мордовскими, удмуртским и коми языками).

Марийская письменность на основе кириллицы возникла во второй половине XVIII века. В настоящее время литературные марийские языки (горномарийский и луговомарийский) пользуются письмом, построенным на основе русской гражданской азбуки.

Легенда

У Юлы-бога небесного была дочь, молодая и прекрасная, а женихов на небе не было. Там были одни только ангелы.

Юла-бог был работящий, и работников не держал. Он делал все сам, а дочь свою посылал пасти скот.

На небе травы нет, а потому скоту надо было спускаться на землю. Бог растворит небо, раскинет войлок, чтобы он доставал до самой земли, и спускает по нему дочь свою и стадо прямо на землю.

Однажды на земле небесная девушка встретилась с мужчиной, его звали Мари. Он никак не соглашался идти к Юле-богу на небо. Девушка тоже осталась на земле. Она вышла за Мари замуж, от них и пошёл марийский народ.

Дедовский рецепт

Туара – прянички из творога. Тесто замешивают тугое, из сахара, взбитого яйца, соли, сметаны и творога. Муки не добавляют. Налепят пряников и в печь. Опосля окунают в топлёное масло. Хочешь – ешь горячими. Хочешь, из сеней таскай, куда хозяйки выпечку остывать убирают.

У марийцев принято стряпать по пятницам. С утра заводят квашёнку, пекут оладьи, шаньги, пироги с брюквой, очень похожие на удмуртские перепечи, только марийцы их зовут – пюремечь. В печи они пузатые становятся, достанешь, надкусишь с одного конца – и внутрь полить обязательно масла топлёного надо.

Мария Смолякова вспоминает, как по пятницам бабушка всех, кто мимо избы проходил, на стряпню созывала: «айда, заходи, шаньги есть!» Отказать в такой просьбе у марийцев не принято.

Марина Шнайдер

© iskra-kungur.ru 

Назад | Главная | Распечатать