28 июня 2012, чт
Когда началась Великая Отечественная война, жителю Белоруссии Коле Холодцову было 6 лет. Страшные картины первых дней войны, жизнь в условиях оккупации навсегда врезались в его память. Они отражены в воспоминаниях Николая Васильевича «История судьбы», отрывки из которых мы публикуем.
На снимке: Маленький Коля Холодцов с матерью Татьяной Максимовной (справа) и тетей Маней, спасшей жизни троих детей
Когда началась Великая Отечественная война, жителю Белоруссии Коле Холодцову было 6 лет. Страшные картины первых дней войны, жизнь в условиях оккупации навсегда врезались в его память. Они отражены в воспоминаниях Николая Васильевича «История судьбы», отрывки из которых мы публикуем.
Воспоминания Николая Холодцова подготовил к публикации журналист "Искры" Владислав Одегов.
Мирная жизнь
Жили мы, как и все работники торфозавода Гребенёво в благоустроенном рабочем поселке недалеко от района Луполово города Могилева на левом берегу Днепра. Отец Василий Нестерович, 1912 г.р. работал на этом заводе, на драге по добыче торфа, мама Татьяна Максимовна также там работала. В семье было трое детей, я - самый старший, родился в 1935 году, сестра Лида в 1937, брат Сашка – в 1940-м. С нами в соседнем подъезде жила сестра мамы Мария Максимовна Вишневская – она нам во всем помогала. Детей у них с дядей Петей не было.
Проводы
На снимке: Василий Нестерович Холодцов ушел на войну в 1941 и не вернулся
Наша семья провожала папу на фронт с горькими слезами. Долго прощаться не было возможности, командиры требовали продвигать очередь к регистрации. Папа был одет в черные брюки и серо-коричневый пиджак. Каждого из нас он поднял на руки, многократно погладил по головке и целовал, приговаривая: «Слушайтесь, берегите друг друга и маму». Мне на шею повесил ключ с веревочкой и сказал: «Ты самый старший, на тебя возлагаю всю надежду».
Раздалась команда командира:
- Освободите проход, быстрее к столу на регистрацию!
Папа уходил, в его глазах едва сдерживаются слезы. Мама, теряя равновесие, облокотилась на плечо тети Мани. Ее успокаивают, папа удаляется все дальше и дальше, как бумажный кораблик, среди таких же отцов, в волнующемся русле Днепра. Мы теряем друг друга из виду, не предполагая, что это навеки, последние прощальные проводы.
Первый налет
За нашим рабочим поселком, цехами предприятий располагалось Святое озеро, а далее военный аэродром. Люди знали, что опасность налета немецких самолетов и бомбежки неизбежна. Об этом предупреждали военные и милиция. На трассах подлетов самолетов ставились крупнокалиберные пулеметы и зенитки.
Это произошло ночью, быстро. Всех подняли. Захватив детей, самое необходимое, люди, помогая друг другу, выбегали из домов, «прятались» в кюветах, канавах. Налетели самолеты, страшный душераздирающий визг моторов и начались разрывы бомб и снарядов. Плач, крик, шум приводил людей в ужас.
Когда все стихло, были видны очаги пожаров. Стали искать, считать людей, оказывать помощь раненым и друг другу. В этой бомбежке мы потеряли Сашку, ему было год четыре месяца. Искали всю ночь по оврагам и канавам. Только утром, все испуганные, усталые, нашли его в канаве, присыпанного землей. На удивление, живым и невредимым. Спал, завернутый в одеяло…
Смерть за глоток воды
… Со стороны леса на Буйничи-Могилев днем и ночью гнали колонны наших военнопленных. Жара, израненные, оборванные, грязные, в крови, поддерживая друг друга, шли они. Немцы подгоняли пленных овчарками и прикладами.
Шлях шел между двумя высокими берегами. Сбегался народ. Смотрели со слезами на глазах, бросали в колонну идущих хлеб, печеную картошку, вареные яйца и все, что могли. Многие пытались приблизиться к идущим с молоком, водой, кому-то это удавалось, другие получали удары прикладами от конвоира и укусы овчарок. Из колонны выкрикивали, кто они, откуда, как зовут, просили передать, что еще живы... Люди спотыкались, падали, а колонна продолжала двигаться.
Самое страшное происходило, когда колонна приближалась к небольшой речушке. У многих было желание почерпнуть хоть пилоткой, пригоршней, кружкой или котелком спасительную каплю воды. У переправы немцы-конвоиры и собаки выстроились, чтобы никто не воспользовался этой возможностью. Входящие в реку наклонялись, чтобы почерпнуть воды, на них надвигался строй идущих за ними. Конвоиры подгоняли... Создавалась свалка. Немцы в упор расстреливали упавших... Десятки трупов за каждый переход речушки вброд. Кровь людская с водицей долго, долго и далеко по течению напоминала об этой трагедии.
А как бы поступили вы?
Однажды произошел дерзкий побег. Вечером забегает в квартиру крайнего подъезда нашего дома грязный, оборванный чумазый человек и просит: «Родная, спаси, не откажи» и падает на колени перед женщиной.
Представьте, в какое положение он поставил нашу тетю Маню, у которой мы были, а также весь подъезд. По немецким законам военного времени, укрывательство и сотрудничество с партизанами, военнопленными каралось смертью.
(Как бы поступили вы? Встречаясь с учащимися школ и техникумов я всегда задаю этот вопрос. Теперь адресую его всем читателям «Искры»).
В испуге женщина растерялась на мгновенье. В квартире на русской печи сидели мы - трое маленьких детей. Придя в себя, тетя Маня, сняли с пленного всю верхнюю одежду, обувь и бросили их в печь. Постелила на печь старое одеяло, сказала пленному, чтобы он ложился. Потом кинула на печь вещи, на которых мы сидели, и посадила на них нас. Собрала все игрушки, разбросала их среди детей и сказала: «Если кто придет и будет подходить к печке, игрушки держите в руках, по сторонам не смотрите и плачьте». Сама начала что-то готовить, стирать. «Случайно» пролила какую-то жидкость и стала мыть пол. Тем временем сбежало что-то из чугунков для стирки и в квартире стало дымно, пришлось приоткрыть дверь в коридор.
Через некоторое время в наш дом нагрянули немцы. Людей выгоняли из квартир, проверяли везде и все. Шомполили пол, отрывали половицы. Войдя в квартиру, немцы обшарили под кроватью подошли к печке, где мы сидели. Мы в один голос заревели, захлебываясь тем, что ели.
- О, киндар, киндар. И немцы стали уходить, оставив открытой дверь. Так проверяли все подъезды, все квартиры, чердаки. Жильцов всего дома держали на улице долго, допрашивали каждого. В квартирах перевернули все верх дном. Проверили все прилегающие постройки. Поздно с работы пришла наша мама, Забрала нас от тети.
А где наш родимый отец?
Недалеко от аэродрома был основной базовый концлагерь, где содержалось 43 тысячи человек.
Мимо наших бараков по дороге ежедневно не менее двух раз гоняли колоннами военнопленных на работу и в столовую. Очень часто из колонны доносилась песня, и ее подхватывали изможденные, оборванные, обросшие военнопленные. На них кричали немцы, травили овчарками, а песня звучала. Слушая ее, взрослые и дети плакали.
Как вырастут детки
И спросят мамаши:
А где наш родимый отец?
Мамаша отвернется, слезами зальется:
«Отец наш погиб на войне
Погиб он далеко, зарыт неглубоко
И больше он к вам не придет никогда…»
Позже я дополнил песню словами:
Орленок, орленок, лети с похоронкой
И нашей семье сообщи, что мы защищали
Нашу Отчизну, о нас вспоминайте в победные дни
Кто сочинил эту песню, когда, где? Я много лет ищу ответы в разных песенниках, хоровых коллективах. Много раз я ее напевал в армии, когда служил на Востоке, перед студентами Кунгурского автотранспортного колледжа, при встрече с ветеранами войны в парке ДК машзавода… Скорее всего, ее сочинили наши солдаты в концлагере.
Об авторе
Николай Васильевич Холодцов – ветеран Кунгурского УТТ. 38 лет проработал на предприятии в разных должностях (начальник ПТО, главный инженер, инженер по рационализации, зам. начальника УТТ и т.д.). Работал также семь лет мастером цеха добычи нефти в НГДУ. С женой Раисой Александровной воспитали двух сыновей, имеют двух внуков.
© iskra-kungur.ru Поделиться:
|